|
АЛЕКСАНДР КОНДРАТОВ
6 6 6
/ эсхатологическая комедия /
1967 – 1977
666 /эсхатологическая комедия/
ВСАДНИК БЛЕДНЫЙ.
В психиатрической больнице
лампады – лампочки. И лился
горячий шопот. Бледнолицый
сектант Орешников молился:
«Увы! Пришло иное племя
подняв Антихриста на знамя.
Проклятое, лихое время
кружит, куражится над нами.
Долой антихристово – бремя!
В огне костров да сгинут зимы –
Конь Блед, целую твое стремя!
СМЕРТЬ –
будет Всадниково имя».
Едва не разбудив соседей
своим мистическим Конь Бледом
Орешников лежал и бредил
накрывшись простыней, что пледом.
Он был опасней, чем тифозный
поскольку верил и молился
читатель книг религиозных.
И вот Конь Блед ему явился.
-2-
Он был почти как Медный Всадник
размером. Бледен. Точно задник
за ним маячила стена
больницы, каждому ясна.
Явившись, Всадник с укоризной
проговорил: «Не торопись!
Известно всем – не взрыв, а взвизги
кончают нынешнюю жизнь.
Пора увидеть – вы ж не дети!
что Страшный Суд давно идет
нестрашен, тих и незаметен
он судьбы на весы кладет.
Все, что сумел и что не смог ты
- все вычисляет Страшный Суд!
А в след за тем рогатых когти
или в бессмертие несут.
Рогатых облик неприятен?
Быть совести твоей – весам!
В тебе и ад, и рай, приятель.
Суд страшен, где судьей – ты сам!»
Проговоривши, Всадник Бледный
в точь-точь похож на Всадник Бедный
пропал, пророческий куплет
пропев …. Лиричен был Конь Блед!
-3-
Считаясь с нашими грехами
он говорил, как я – стихами
и улыбались – Конь и Всадник,
одетый сплошь в полезный ватник.
Орешников, сектант и мистик,
трясясь, что листик,
вынул крестик
и, помолясь, решил: «Врачу
я исповедаться хочу …
На то они нам и врачи –
чтобы видения лечить».
Его решенье было мудрым –
врач предложил аминазин
Орешников заснул, а утро
с утра открыло магазин.
-4-
ПРОЛЕГОМЕНЫ УТРА.
Был бред. Замешанный с бедой
трудилось утро в переулке
тряся седою бородой.
Там, где выводят на прогулку
босых собачек по утрам –
деревьев городские клетки …
Уже воскреснул птичий срам
развешанный на хлипких ветках.
Легли в скворечники домов
антенны, как нагие жерди
меж человеческих умов …
Как бодро завтракают жертвы,
зарядки делая в трусах!
И чтобы разум не усох
кричалось: «С добрым гутен-таг!»
Опохмелен оранг-утанг.
и о футболе говорили
в нетряском транспорте гориллы,
а им показывали каки
Интеллигентные макаки,
хоть всеми ими, вечно пьян
повелевает павиан.
И шли другие обезьяны …
Но нет приматов без изъяна!
Таща по улицам трамваи
день наставал, не уставая
-5-
сменять очередную ночь.
Ее, послушную, как дочь,
ее, родную обуздали.
Она менялася местами,
она заваливалась спать,
шепча: «Уж так судил Господь!»
уставши от ночной заботы …
День заводил свои заводы,
будильником, чтоб не проспать.
Подобно ночи, жил он вспять
подобно людям, он работал.
он брал отгулы по субботам,
подобно солнцу, был он слеп,
подобно смерти – точно склеп
и, не ведя подсчет утрат,
он начинал себя с утра, -
день, ежечасный, как число.
Лучей послушное весло
по рыжим крышам ударяло.
И мир вставал меж упырей
Не ковыляя – ковыряя
синь синяками фонарей.
В очередной застенок суток
смирясь законам постовых
день наставал, лишенный сути,
молясь асфальту мостовых,
молясь положенным законам,
молясь низложенным иконам
-6-
и, не ища концов Конца
шагал, мируя, без лица.
На службу шел товарищ Буров,
уже служил товарищ Вуров,
с утра служил товарищ Гуров,
спал в цирке дрессировщик Дуров,
журил кого-то дворник Журов,
морил клопов усталый Зуров,
курил на службе мастер Куров,
и отслужил ночную Луров,
муру порол механик Муров,
в черкеске жил балкарец Нуров,
упорен был в работе Пуров
и нерадив неряха – Руров …
Спал, не пойдя на службу, Суров,
его сменил на службе Туров,
урчал, умывшись, бодрый Уров,
и шел служить на службу Фуров,
чему-то хмурясь, хмыкал Хуров,
остря, служил кавказец Цуров,
чудил, дурачась, чудик- Чуров,
служа, острил маэстро Шуров,
в Че-ка служил, прищурясь Щуров,
встал у лотка ворюга Юров,
ругался разъяренный Яров,
и вдохновлялся – Спендиаров.
А где-то хрюкал жирный боров,
не понимавший разговоров.
-7-
о том, что решено в субботу
его надежно обработать
по шее ласковым ножом …
На службу шли как на рожон
все, кто проснулся в это утро.
О, как оно сияло мудро!
В нем каждый жил,
живя – служил
и каждый жизнью дорожил
надежно состоя из жил,
костей и клеток, вен, артерий …
Кому тут дело до мистерий?
И вдруг произошло ОНО –
День Икс открыл свое окно.
-8-
ЯВЛЕНИЕ ОРЕШНИКОВУ.
«ОНО» - решил Орешников, сектант,
психиатрической больницы арестант
посаженный сюда за то,
что предрекал, смеясь, потоп
городу трех революций, вкусно
повторяя: «Петербургу быть пусту!» -
пророчество, сказанное дьячком
еще при Петре … Орешников ничком
на пол упал, поминая грехи
вслух уминая чужие стихи.
«Господи, о Господи, помилуй!
Я молю о милости немалой:
прогони антихристову силу, -
лучше Страшный Суд, чем их обманы.
Их осанны, с Кривдою романы,
их туманы, мании и манны,
их котлы с обманной кашей манной,
с кипятком отменно-безобманным,
лля веревок сваренное мыло …
Господи, спаси нас и помилуй!»
Орешников слегка передохнул,
прислушался – и вновь молитвою махнул:
«Господи! Спаси нас и помилуй!
-9-
Защити своею крестной силой
от напастей пасти окаянной
атомно-электро-оловянный.
Ни себе не верим, ни соседу
лик Иуды виден, полон блуда.
Сумасшедший дом – любому чуду.
Правда – хлеб! Но камень лжи – повсюду
От лихого подлого разбоя
беззащитно небо голубое
и нечистая Антихристова сила
посягает даже на светила.
Ты – Отец, мы – хулиганы – дети,
неужели тут управы нету?
Так явись, Христос, с мечом воздетым
Страшному Суду предать планету!»
И Орешников вновь грянул об пол – лбом
И архангел пред ним предстал в голубом
в руках архангела блестела красивая труба
Орешников подумал: «Теперь – труба»
«Всем – труба! Страшного Суда вестник,-
закружись, что горьковский буревестник
-10-
затруби им мозги, сквозь мохнатые уши
призови к суду все погибшие души
мертвых воскреси, наряду с живыми …
«Звуки! Будьте ранами ножевыми!
Звуки, бдите!
Звуки, будите!
Звуки, громче трубите –
рубите! –
Звуки Трубы, грубите
проникая в любое нутро,
как бы ни было оно хитро,
каким бы жиром не заросло,
каков бы ни был его заслон,
каков бы ни был душою слон –
звуки, будьте полномочным послом!
Все преграды – круши! Зацепки – отрубай!
Труби, груби, руби же труба!»
Тут Орешников засмеялся особым смехом
называя соотечественников своих йеху
он поднялся с пола, скинул халат
и, гримасничая, был очень рад –
перепачканный калом, до тла нагой,
радостно тряся одной ногой
Орешников заливался психиатрическим смехом
и, пальцем грозя, кричал: «Дождались, йеху!»
-11-
ТРУБЫ.
Голос Трубы был дивен
Голос Трубы наивен
Голос Трубы был трубным
Голос Трубы трупным
Голос Трубы пел
Голос Трубы сипел
Голос Трубы звал
Голос Трубы завывал …
Трубы – трубят!
Грубо трубят
Трубы тревожно тревогу трубят
Трубы утробно людей теребят
Трубы-архангелов трубы! – трубят …
Трубы взрывают! Тревога и трепет
Трубы взывают к живому и трупу
Поданы мертвым могильные трапы
Все выходи на последние тропы!
Старых и малых, старух и ребят
трубы сзывают. Трубы трубят.
Губы! Забудьте тромбоны и трубы
Трубы трубят –
сумасшедшие трубы
Трубы трубят и трубят – без конца! –
Трубные трубы – Трубы Конца!
-12-
КРИТИЧЕСКИЙ ДИВЕРТИСМЕНТ.
Критик Сифилитиков
Напряги артерии!
Загнуси филиппику:
«Ерунда – мистерии!»
Критик Сифилитиков:
«Служу народу критикой!»
эдаким говорил солдатом.
Его совесть была бородата,
знания весьма скудны.
У него было две жены:
бывшая и настоящая …
Обликом Сифилитиков был похож на ящера –
желчен, лыс, в золоченых очечках.
Мозги Сифилитикова – в сплошных крючочках:
цепочек-зацепочек из цитат:
там – классик, там – очередной доклад
Словно цепной пес
писал статьи – как донос.
Очки на нос нацепив,
добровольно сидел на цепи
лая зло и натужно …
Это звалось его «службой».
-13-
Критик Сифилитиков посредством клизм
боролся за метод «сю-сю-реализм»
который в его понимании
на задних лапках внимание
к тому, что Начальство велит –
а он, отражая, юлит.
Страшный Суд ли Сифилитикову страшен?
и перед обычным судом он бесстрашен –
кто осудит за выполнение команды
солдата критической зондер – команды?
Начальство – истина в высшей инстанции
а он, Сифилитиков – лишь промежуточная станция
Кто его обидит? За ним – начальство!
А обидит кто – тащи в участок!
На поэму сию всем донесу
его реакцию: «Донесу!»
На донос у Сифилитикова есть лицензия
для спец-учреждения рецензия –
прекращая нежелательный эксцесс
превращая в показательный процесс …
Валяй, Сифилитиков! Используй лицензию
Пиши для спец-учреждения рецензию.
-14-
МОЛИТВЫ ШИЗОФРЕНИКОВ.
В городе, где я живу – немало шизофреников:
с головой – вареником, бородкой – веником;
нечесанных, немытых, порой – и чистеньких
подпольных поэтов, подпольных мистиков,
обратной стороны медали чеканки критиков.
вроде упомянутого товарища Сифилитикова,
отходы из-под давящего пресса,
продукты печального процесса – прогресса …
Кто спятил вконец, кто – морфином колется,
а кто – потихоньку богу молится,
благолепен, в молитве истов,
в церковь не ходя – боясь попов и атеистов
/ладан – у попов, у атеистов – взносы,
но сходятся они на одном – доносе/.
Так процветает подпольная <мис>тика <>
Вера в йогов, прочая фольклористика
В которой сомневается скептик Рабинович
-15-
и, по долгу службы, уличает Шахнович.
А они, уличенные, забьются в норы квартир
и молятся, считая мир за сортир.
Вот и сегодня мистик Иванов решил молиться,
А его сосед, токарь Блинов – тем временем опохмелиться.
Пиво опохмелкою так пошло хорошо,
что Блинов от души произнес: Хорошо!
и стал бриться электробритвой.
За шумом ее он не слушал молитвы,
а она была так искренна, так горяча,
как у температурящего больного моча.
«Я у подножия креста …
Устал – мой час уже настал!
Устал в магический кристалл
вливать стихов густую сталь,
устал я строить пьедестал,
устал от писчего листа,
листать – устал, не льстить – устал,
скрипят стоустые уста
у бед моих – у всех у ста …
Я у подножия креста!»
И, помолившись, Иванов
восстал на службу, снова нов –
-16-
а друг его, шизоид Федя
тем временем себе бередил
Антихристом пришедшим душу,
тряся, любя ее, как грушу.
Он, находя кругом изъян,
подвыпив, говорил друзьям
как заговорщик, подмигнув
и предварительно икнув:
«По земле прошел Антихрист …
Незамеченный прошел!
Дед его был тайный выкрест.
Сел Антихрист на престол.
Он был простым и человечным,
звучали медом его речи,
смущая души и умы.
«Не надо нищенской сумы!» -
Всех нищих плотью, нищих духом
он призывал набатом ухать.
Украв Христовы атрибуты,
украв Христову простоту,
своей ложью мир окутав,
противоборствуя Христу
сн крест сменил масонским знаком …»
Так Федя толковал. Однако
тише воды, ниже травы
служил антихристовым слугам
начальству говорил на «вы»
и шел, как вол, за адским плугом.
-17-
Но, компенсируясь душой,
в своем кругу был разговорчив:
«Антихрист был – уже прошел! –
Неся смятение и порчу …
Он говорил, тряся бородкой,
и речи запивая водкой.
Зато коллега Федин, - Плоткин –
не прикасался вовсе к водке.
Он в ней отчаялся, в молодке,
Не признававший водки Плоткин.
Он по утрам молитву говорил –
о том, чтобы скорее заварил
кашу, где-нибудь часу в шестом
тот, кого он фамильярно звал «Христом».
И не только Плоткин – ерепенились
христианскими словами пенились
многие в то утро, не боялись
дать самим себе простой анализ.
Каждый был – сплошное загляденье!
Лишь Орешников, один имел виденье
сначала слуховую галлюцинацию – трубы! –
затем иную ситуацию – трупы …
-18-
ТРУПЫ.
Когда на небо посмотрел
Иван Иванович Туманов
он откровенно посерел …
Вставал он очень рано.
Еще была видна луна.
И лапы цапали –
ее, Луну, когтистые царапали …
Иван Иванович подумал: «Видно спятил я!»
Иван Иванович подумавши, попятился.
Иван Иванович отправился к соседу,
Иван Иванович заводит с ним беседу.
Иван Иванович сказал соседу: «Ну и ну!
В когтистых лапах увидал луну!
Не миновать мне, видно, психбольницы …
Нет ли, друг-сосед, чего опохмелиться?»
А сосед
не любя утренних бесед
подошел, хмыкнув к окну
и, увидав луну, пошел будить жену:
луна была разодрана на пару половинок
в каждой лапе – кусок, что рваный ботинок
А Иван Иванович бубнил: «Так я же трезвый!
Почему же в небе когти, острее лезвий?
-19-
Луна разодрана не Дьяволом самим ли?
Если это так – аминь нам!
Пробил час, пришла пора молиться …
Эй, сосед, ты дашь опохмелиться?
Голова тре-шшит, а тут вот эти лапы..!
Но сосед ускакал, быстрее антилопы,
он жене кричал: «Спасайся, вставай!»
Армянин Налбандян произнес: «вай-вай»
увидав, что на две половинки – луну, -
Когда в кальсонах подошел к окну.
Потом увидел Николай Степанович
потом еще один Иван Иванович
потом увидел Станислав Романович
потом увидел Никодим Ульянович
потом увидели, Петров с Блиновым,
потом – Смирнов, Семенов с Ивановым,
потом увидел прапор, Ишболдин, < >
потом увидел каждый гражданин …
Увидевши, не сразу осознали эту кутерьму.
А осознавши, поняли – конец Всему!
Тут-то и затрубили последние трубы
Вслед за ними появились трупы.
Оживали, густопсовые, бордовые,
Знаменитые, небритые, бредовые.
Оживали очень странные товарищи
Оживляясь, говорили: «Эй, товарищи!»
-20-
Живых они ласкали мертвыми руками
по-дружески их звали «стариками»,
подмигивали, высунув язык.
С гримасою показывал свой клык
забыв приличия, какой-нибудь упырь.
И подносили к носу нашатырь
кому могильный запах был непереносим
А звук Трубы по-новой выносил
из каменных могил, и земляных
умерших – добровольно и больных,
расстрелянных, повешенных, опухших
от голода … каких-то очень ушлых,
чиновников, сморенных геморроем,
писателей, искателей, героев,
начальников, молчальников, - всяких
приносила склепы, гробики и раки.
Мертвецы оживали
окликали: «Жива ли
у тебя, голубчика, душа?» -
и при этом проделывали забавные антраша
зная, что души у живых нет
у тех, кто родился на этот свет.
Предоставим Гоголю «Мертвые души» -
всюду ходят гоголем живые туши …
Некоторые, прогуливаясь неспеша
говорили, тухлые: «Погода хороша!» -
и вежливо брали под ручку
кто мамашу, а кто и дочку
-21-
как брали в войну неприятельские доты
попутно рассказывая скабрезные анекдоты.
Веселились бурятские черты-мангуты
появились древнеиндийские бхуты.
Выползали, не причесаны и наги
полулюди, полузмеи- наги ...
С животом раздутым, в наготу одеты
расхаживали голодные духи – преты.
Ехали в такси, расхаживали пешими
разнообразные ведьмы и лешие,
кикиморы хихикали, девочки-русалочки
в Неве резвились, играя в салочки.
По Невскому, почтительно, склонивши выи,
провели под ручки бдительного Вия.
Нечисть, перепачканная в котельной саже,
развлекалась с дамочками в Пассаже.
Чур, качая головой садовой,
им пенял, шагая по Садовой
мол, у молодежи с нравственностью плохо
Видели Хорса, пакостника Оха …
Африканских демонов содружество
демонстрировало коллективное супружество
обнаглевшие индонезийские ракшасы
вырывали у прохожих мясо
даже не сказав: «Простите» иль «Пардон»
Вылезала чудища буддийского Бардо …
-22-
Всякой – всякой появилось этой нечисти
«Эй, товарищ! Оглянись, мозги повычисти!»
говорил какой-нибудь покойничек живому
и затягивал его в могильный омут.
Гладил щеки, приговаривал: «Хорош! Хорош!».
Объяснял: «Теперь ты заживешь –
все равны теперь, живые мертвецы –
деды, прадеды, прапрадеды, отцы, -
все, кто этот город строил на костях …
Посмотри, у города в гостях
мертвецы его – а вкупе нечить мира
собралась сюда – от Конга до Памира,
с Амазонки, Нила, матушки – Янцзы…»
А Труба трубила голосом грозы.
И Невы разнообразные протоки
протянули свои синенькие руки
в лавре Невской распадались с прахом раки
ибо в них оказывались враки,
а дворцы стенали: «Мы –произведения искусства…»
Им в ответ, смеялись: «Быть пусту!
;Быть вам пусту!»
кричал, озирая покойников и грешников
пришедший в экстаз фанатик Орешников
упиваясь картиною великого Конца
он ждал мученического венца …
-23-
Но тут врачи ему предложили шок.
Шокнутому, Орешникову стало хорошо.
Отныне он ничего не видел, кроме
того, что было в сумасшедшем доме.
В голове его от шоков – вата …
Теперь за него говорит Кондратов!
-24-
ЛИРИЧЕСКИЙ ДИВЕРТИСМЕНТ.
Юный поэт Александр Кондратов
в 54-ом году, шестнадцати лет,
писал стихи и показывал брату
/старший брат был тоже поэт/.
И тогда он пробовал писать о конце мира
- эдакая эсхатологическая лира!
Рембо и Хлебников были его кумиры
он жил, не ощущая вампиров –
это пришло к нему после.
В ту пору он ходил поэтические ясли.
А сейчас, 22 года спустя –
далеко не дитя
эту поэму прочтя,
что ты скажешь, Александр Кондратов?
16-летним ты был когда-то –
таким будь и этих вот строчек читателем …
Глядишь – и станешь моим почитателем.
и рядом с Хлебниковым и Рембо
третьим в тройку войду … Или мне слабо?
Традицией я надежно обеспечен:
«Медный всадник» - поэмы сей предтеча,
брюсовский «КоньБлед»,
хлебниковский «Журавль» …
Трех достаточно? Или, жираф,
-25-
вытяну эрудиции шею
и, заглянув в иноязычные траншеи,
выищу тебе, голубчик, истоки
на Западе и на буддийском Востоке –
Шамбалын – <ц>ерек, Старшую Эдду, <>
в индийскую эсхатологию въеду,
эпос киче припомню – «Пополь Вух»,
Ка<?>ку, десятый аватар Вишну …Ух! <>
Устанешь еще, почитай …
Хватит традиций. Сие – почитай!
-26-
ГОРОД.
В предбаннике пил пиво Банин,
по трассе марафонской Ванин
бежал, взял книгу физик Ганин
/был автор книги – Даня Данин/.
У Жанны, куколки, весь Жаннин,
Лежал, насытившийся Занин…
и созерцал на карте Канин
Нос – геофизик в ссылке, Ланин.
Молчал, как математик, Манин,
Бренчал гитарой цыган Банин, <>
любовью ранней ранен Ганин, <>
а на катке кумиром – Панин. <>
Читал роман похабный – «Санин» -
постельный шеф, начальник Танин,
что под фамилиею Фанин.
Все знал, все чуял носом Ханин.
был глуп, что пешка некто Цанин, <>
изранен был душою Чанин,
нес матершину дворник Фанин <>
и пахнул щами мистик Шанин.
Романтик и друг дома Янин
пытался клад покинуть Анин
и огранил романом Гранин
Его попытки, обьэкранен.
-27-
… Короче, город был сохранен
надежным словом, крепким бытом –
встал Медный Всадник на охране,
поднявши грозные копыта.
Под стопы падал свой и тать –
любого мог он растоптать,
кто против смеет на рожон,
кто скажет всаднику: «Ужо …»
Он мчался идолом победным
неколебимый Всадник Медный
его самодержавный топот
переживал Невы потопы
три революции его
не изменили суть – и вот
вознесся он над серым градом,
преодолевши ад блокады, -
конем – держава, всадник – царь!
Он возвышается, как встарь
кумиром медным на коне
в непробиваемой броне
своей самодержавной воли …
Задавлен тот, кто недоволен,
Дантесом правильным убит,
как свая – вбит в гранитный быт …
Так было прежде. Так – теперь!
Быть может, этот всадник – зверь,
враг человека, идол медный,
-28-
тебя убил, Евгений бедный?
Любого давит, беспощаден,
своим деянием громаден
казенный Петр. Гордыней – город
где небосвод иглой пропорот,
где на болотах – этажи,
где прозябанье – это жизнь,
людей бессмертное гниенье …
Петра, чудовища, творенье
что для живых построил склеп.»
Так полагал, слегка нелеп,
шагая, Александр Кондратов.
Алмазом в тысячу каратов
в его мозгу открылась дверь…
Уже не Всадник Медный - Зверь
ему предстал и его десть
Была –
666!
-29-
ДИВЕРТИСМЕНТ – 666.
666 – десть …
666 – месть.
666 – весть:
«666 – здесь!»
666 – в пасть
666 пасть.
666 – власть –
666 – масть!
666 – сеть.
666 – плеть.
666 – смерть …
666 – сметь!
666 – шерсть
666 – шасть!
666 – лезь!
666 – есть!
666 – мерь:
666 – Зверь!
666 – верь! –
666 – ТЕПЕРЬ!
-30-
ЗВЕРЬ.
Чудище-обло, огромно, озорно,
даже не сто, а тысячезевно,
лаяй, слюной истекая черной,
небом владея, наземно, подземно,
мерзко, цинично, нагло, позорно,
явилось Кондратову чудотворно.
Что критик Сифилитиков? Звено в его цепи!
Чудище никто не держал на цепи,
совсем напротив, - оно держало.
Рвало, душило, давило, жало.
Чудище делало все, что хотело.
из клетки его составляли тело
каждая клетка была заменима
удаляема и гонима.
Каждая личность была деталью -
человеком, скотиной, сталью…
Всему находилось место в облике
Зверя. И те, кто парили под облаком
также были его частицы.
Те, что в церкви смогли причаститься
также служили ему, чудовищу…
Скачуще, алчуще, недра роюще
оно, что мошек, глотало народы,
не говоря о нутре природы.
-31-
Ему, чудовищу, все было мало!
Нависнуть над миром сплошным кошмаром
Оно – обло, озорно, огромно
грозило, безжалостно и погромно,
всем – чужим и своим, - безразлично!
Оно было лаяй, хитро, двулично, -
безлично! – не «он» иль «она» - ОНО!
ОНО – которым все решено,
ОНО – Джаггернаута колесницей
ОНО – карающей мысль десницей
ОНО – смердящее, инфернальное,
как всякое чудище – сантиментальное
ОНО – державное, ОНО – простое,
ОНО – совершенно внутри пустое
и тем разъярившееся вдвойне …
ОНО находилось в вечной войне
со всеми , кто в чреве его недоволен
ОНО любому давало неволю,
поскольку, всем своим чревом и лбом
было само для себя – рабом,
от цепкого когтя до недр нутра
лишенное истин и добра.
Чрево его пустота раздувала.
Чудовище щерилось, зоб раздувало,
уничтожая чужие веры
хлеще, чем всяческие изуверы.
-32-
ОНО, - обло, огромно, озорно
знало, что суть его – ЗВЕРЯ – позорна.
Вот почему, прищуривши веки,
ОНО ворковало о человеке
нежно, но лаем срываясь гневным
голосом Зверя тысячезевным
если слыхало иные речи
о назначении человечьем.
Лозунг оно: «Человек-сокровище»
Цель человека? Насытить чудовище,
только тогда прозвучит он гордо…
И улыбалась чудовища морда,
миру показывая клыки,
чтоб убедился- сколь велики…
И понимал потрясенный мир,
что обречен. Скоро будет пир
на всех континентах, извольте бриться...
Шерсть чудовища серебрится.
Зубы-кинжалы, когти востры,
глаза горят, что твои костры,
гипнотизируя жертвы взглядом,
всюду курсируя сладким ядом –
великолепен Зверь в своей роли!
Мир,<пододи>,обречен, что кролик! <>
… Так бредил Кондратов каким-то Зверем
но, приглядевшись, себе не поверил…
-33-
БУДНИ.
На службу шел товарищ Асин
а рядом с ним, товарищ, - Басин.
Хоть выходной был нынче Васин,
его сманил напарник, Гасин.
На службу шел, поддавши Дасин.
На службу шел ужасный Жасин.
На службу шел заштатный Засин
и, как персона, важный Касин.
Служа, ленился толстый Ласин,
служа, молился попик Масин,
служа, стремился шустрый Насин
в начальство, и нудился – Пасин.
Служил, прекрасен, тенор Расин,
служил, как прежде, сонный Сасин.
Любовник-дворник /тети-Гасин/
служил, а с ним на пару – Фасин.
Служил, хитря, хитрющий Хасин,
служил, бесчестен, верткий Цасин,
был сослуживцем его Часин,
и честно нес крест службы – Шасин.
Служил с любовью щуплый Щасин,
как солнце ясен, службу Ясин
нес, будто бы нарком он Красин …
А в общем-целом был прекрасен
Мир! Словно бритва – безопасен,
Для неврастеника – опасен
-34-
Для шизофреника – ужасен
/жмет пресс депрессии, согласен!/
Мир ясен был. Предельно ясен!
Хоть взрывами огнеопасен,
он утверждал, примером басен,
что человек, как встарь, прекрасен
и, коль захочет, неподвластен
соблазнам чудища и Зверя
Коль не ему, - себе поверит!
И тут Кондратов изумился, подобно Будде:
кругом на службу шли живые люди
Они жили
они служили
не всегда душили
порой тужили
порой дружили
порою чем-то дорожили
они чудовища не заслужили
они автоматически ему служили
как живые клетки в железном теле…
И Кондратов прошептал, не смея верить
… - Неужели?
-35-
МЕТАМОРФОЗЫ ЗВЕРЯ
Чудище явно обло –
и все же мало и подло.
Чудище очень огромно –
и все же успехами скромно.
Чудище нагло, озорно –
но слава его – позорна.
Чудище тысячезевно –
но бесплодно, что евнух.
Чудище гневно лаяй –
но лай его правде – ра<?ен>! <>
Чудище может скушать –
но зубы не тронут душу.
Чудище пища – мясо,
плоть, безликая масса,
лишенная личного бытия…
Вот в чем секрет! У Зверя нет «я»
нет осознания жизни-чуда…
Иуда
тот, кто поклонится лику Зверя
чуду- себе самому! – Не веря.
Зверь только тем и берет
вперед
неуклонно шагая,
что мы ему собой помогаем.
-36-
прежде, теперь….
Верь –
сдохнет Зверь
и Блудница, на нем сидящая,
ежечасно смердящая
если каждый решится верить
человеку в себе, не Зверю.
И тогда не Вселенское Хряпало
уничтожит мир наглыми лапами –
не космический ждет Конец, -
только
Зверю
придет
конец!
КОНЕЦ.
|